Рано утром она уходит на конюшню сельскохозяйственного кооператива, садится в телегу и вместе с дядей Грудом возит с лугов сено. Теперь она посматривает на меня свысока — ведь я не умею править лошадьми. В течение дня она несколько раз проезжает на телеге мимо нашего дома — и надо видеть, с каким гордым видом она восседает на облучке! Улыбка у нее до ушей. Поравнявшись с моим окном, она натягивает вожжи, кричит по-крестьянски: «Тпрррру!» — и одним глазом посматривает на меня: видал, дескать, папа? Дядя Груд сидит рядом с нею и добродушно улыбается.
— Гляжу я на этого ребенка, и душа радуется, — говорит он мне. — Отдай-ка ее нам. Мы вырастим из нее такую крестьяночку, хоть куда...
— Дядя Груд, — деловито прерывает его Маргаритка, — поехали, а то сено не ждет. Нельзя так задерживаться...
— Давай! Давай! — Дядя Груд размахивает кнутом.
— Зачем же? Не бей их, не надо их бить, дядя Груд! — протестует Маргаритка. — Они и так везут. Но-о, Дорчо, но, Златко!
Лошади бегут рысью. Моя дочь еще раз бросает на меня через плечо победоносный взгляд, на меня, отсталого, ничего не смыслящего в сельском хозяйстве человека.
Я несколько раз пытаюсь заманить Маргаритку поохотиться за бабочками, но ей не до этого. У нее с дядей Грудом слишком много дел в сельскохозяйственном кооперативе: сейчас они заняты перевозкой арбузов с бахчи.
— Да погоди ты, папа! — с досадой говорит Маргаритка. — Бабочки никуда не денутся. Мне вон дядя Дико поручил срочно вывезти арбузы.
Дядя Дико — председатель сельскохозяйственного кооператива. Они с моей дочкой большие друзья. Не кто другой, как именно он публично заявил, что, если бы не Маргаритка, не убрать бы им арбузов. Разве сейчас время заниматься такими пустяками, как бабочки!
— И вообще, папа, ты очень легкомысленно смотришь на вещи. Мама права.
— А ты не соскучилась по маме? — спрашиваю я Маргаритку.
Маргаритка задумывается.
— Соскучилась, — отвечает она. — Но сперва надо выполнить задание.
Дни летят незаметно. Близится время нашего отъезда. Моя дочь уже ездит верхом на коне без седла, ее обожженного солнцем лица прямо не узнать — загорелое, так и пышет здоровьем. Привезенные лекарства стоят на сундуке без употребления. С приятелями дяди Груда она на равной ноге, ее так же, как и их, беспокоит то, что для кукурузы маловато дождей.
Как ей сказать, что у нас осталось только два дня? Неужели придется опять запереть эту вольную птичку в темных софийских комнатах? Но что делать... Наша мама уже зовет нас. Неисправимые лентяи! Кому больше нас не терпелось взяться сейчас за французский язык и сесть за пианино?
ДОМА
На улице еще темно и, видно, холодно, раз на окнах иней. А надо вставать. Точно в половине восьмого звонок позовет в класс.
— Подъе-о-ом! — кричу я по-солдатски.
Над детской кроваткой поднимается сонная русая косматая голова. Это, как вы, наверное, догадываетесь, наша Маргаритка.
— Который час? — спрашивает голова, не раскрывая глаз.
— Восемь.
— Ой!
В глазах девочки невероятный испуг, одеяло взлетает вверх, и маленькое тельце в длинной ночной рубашке переваливается через грядку кровати.
— Почему ты раньше меня не разбудил? Теперь будут говорить: и звеньевая начинает опаздывать... — Но вот ее глаза смотрят на меня с недоверием. — Или ты обманываешь?
— Восемь.
— Честное пионерское? Мое положение безвыходное.
— Может, я и ошибся в темноте, — пытаюсь я вывернуться. — Ну-ка, включи свет!.. Ой, верно, без пяти семь!
— Эх, ты! — с упреком качает головой Маргаритка. — Еще бы хоть пять минуточек поспать. Я как раз черную пантеру видела во сне...
На прошлой неделе мы с Маргариткой смотрели в кино «Сон джунглей», и с тех пор ей все время снятся слоны, обезьяны, черные пантеры.
— Ну не стой босиком! Беги на кухню!
— Там тепло?
— Тепло. Умойся и зубы почисть! Маргаритка морщит носик.
— Слышишь?
— Слышу... Я не глухая. Значит, зубы почистить? Уууух! Придумают еще...
Она убегает на кухню, и вот уже у входной двери звенят голоса ее неразлучных подружек — двух девочек нашей дворничихи. Маргаритка хватает приготовленный с вечера портфель, сует в карман деньги на завтрак и, помахав нам рукой, уходит в школу. На лестнице звенит смех, потом все стихает. Вся наша квартира вдруг пустеет, становится какой-то холодной и неприветливой, словно ее покинул добрый и веселый дух. Мама тоже уходит на работу.
