Эта похвала пришлась по душе Маргаритке, она берет мальчонку за руку и ведет его к себе в дом.
— А твой отец и вправду профессор? — спрашивает он, глядя на нее с невольным трепетом.
— Нет, — смеется Маргаритка. — Он только так, временно. Пока находится в экспедиции. Ну, ты понимаешь... чтоб было интересней. А вообще он писатель. Пишет рассказы.
Мальчонка слушает ее с раскрытым ртом.
— Я подожду здесь, — говорит Тошко. — Буду стоять у ворот на посту, а то как бы еще кто не притащился.
Вскоре приезжает повозка, которая отвезет нас на Ропотамо. Она выстлана душистым мягким сеном, и ехать в ней — одно удовольствие. Ребята выносят и укладывают в повозку пять арбузов, три дыни и рюкзак с продуктами. Я нагружаю лодку. Править лошадьми будет соседский парень. Он только что вернулся с флота и еще носит моряцкую тельняшку в белую и синюю полоску. На руке у него возле локтя татуировка — якорь. Ребята тотчас окружают его, и начинаются расспросы. Дело кончается тем, что и у них на руках появляются такие же якоря, правда пока нарисованные чернилами. Моряк обещает по возвращении сделать ребятам настоящие.
Можно трогаться в путь.
Лошади бегут рысью, и над повозкой звенит счастливый ребячий смех. Село остается позади, мы приближаемся к Чертову болоту. Хотя у него столь зловещее имя, днем тут ничуть не страшно.
— Почему его назвали Чертовым? — спрашивает Маргаритка.
Моряк объясняет, что когда-то в нем жил огромный черный черт. Однажды он рассердился на живущих в Приморском крестьян и в отместку наслал на них черную лихорадку.
Все болели этой болезнью, болел и сам моряк, когда был маленьким. После 9 сентября (9 сентября 1944 года — день освобождения Болгарии от монархо-фашистских угнетателей) болото залили бензином, и черт убежал за границу, в Турцию.
— Наверное, он был фашист? — говорит Тошко.
— А то как же! — подтверждает моряк и ухмыляется в усы.
Мы въезжаем в густой дубовый лес Масляного мыса. Извилистая укатанная дорога поднимается все выше.
— Давайте споем песню! — предлагаю я.
Не дожидаясь повторного предложения, Маргаритка запевает песню про Ботева. Мы все подхватываем. Маленький Митко тоже не хочет отставать, но поет он до того фальшиво, что Тошко, не стерпев, закрывает ему рот.
— Пускай поет! — говорю я. — Не мешай.
Но Митко глубоко оскорблен. Он съежился в глубине и молчит.
Едем по уступу горы. Нашим глазам открывается чудесный вид. Все Приморское как на ладони. Оно приютилось на скалистом полуострове. По обе стороны от него синеют два широких залива, которые обрамлены узкой полоской желтого песка.
Ветер, соленый, несущий запах моря ветер, ерошит нам волосы.
— Что это ты приуныл? — обращаюсь я к Митко. — Разве можно обижаться из-за такого пустяка? А ну-ка, улыбнись!
Митко не много нужно. Ему самому давно надоело сердиться.
— Ну-ка иди ко мне! — предлагает Маргаритка.
И улыбающийся Митко устраивается на переднем сиденье между нею и моряком.
Дорога начинает спускаться в зеленую долину Ропотамо. Становится все жарче. Над лошадьми тучами вьются огромные серо-бурые мухи — слепни. На месте их укуса тотчас же выступает кровь.
— Это, должно быть, ядовитая муха цеце, — говорит Маргаритка с явным желанием показать свои обширные познания в области африканской фауны. — Берегись, Митко!
