— Ты будешь великим человеком! — сказала она проникновенно.
Сорванец так удивился, что полежал с открытым ртом, разглядывая Зойку, как что-то невиданное. Потом предложил:
— Хочешь, я научу тебя плавать?
— Когда я вырасту, — подумав, торжественно сказала Зойка, — я непременно буду плавать в прудах, в озёрах, в морях и в океанах. Тогда ты меня научишь.
Вдруг Сорванец дрыгнул ногами и сел:
— Чего это народ бежит? Случилось, что ли, чего? Зойка повернулась лицом к дороге. Вот так зрелище!
Быстро шёл дядя Юра в своих неизменных спортивных брюках, но уже в рубашке. За ним бежал Глеб. За Глебом— соседский Гриша. За Гришей спешила баба Вера, на ходу повязывая косынку. За бабой Верой подскакивала кошка Резвушка. Та самая, которая, по всей вероятности, разбила блюдце.
Зойка, а за ней Сорванец припустили навстречу всей этой компании.
— Что случилось? — закричала Зойка.
Дядя Юра издал какой-то неразборчивый клич, набежал на Зойку, подхватил её на руки и завопил:
— Вот она! Вот она!
И вслед за ним все, как по уговору, закричали:
— Вот она! Вот она!
— Ой, ну что у вас случилось? Что случилось? — нетерпеливо спрашивала Зойка, сидя на руках у дяди Юры и приглаживая ему вспотевшие волосы надо лбом.— Куда вы все помчались?
— Слушай, я высеку тебя! — сказал дядя Юра. — Не дожидаясь из города мамы. Просто по собственному почину.
— За то, что я тебя. . . тогда? — виноватым ласковым голоском спросила Зойка.
— Я не знаю, что было «тогда». У тебя секунды не проходит без проделок. Зато я знаю, что было теперь!
Подбежала баба Вера и, охая, стала обнимать Зойку прямо на руках у дяди Юры. А за ногу Зойку дёргал Глеб.
Сверху вниз глядя на него, Зойка крикнула:
— Ты куда девался?
— Я?! — воскликнул Глеб. — Я в саду играл, за сараем. А ты куда девалась? Ты-то! Ты-то!
Баба Вера шлёпнула Зойку. Сильно, но нисколько не больно, потому что попала по руке дяди Юры. Помахав в воздухе ушибленными пальцами, она накинулась на Сорванца:
— Ты зачем её увёл? Вот нажалуюсь твоей матери! Сорванец смотрел на всех с любопытством, а тут он захлопал глазами и пустился наутёк.
— Он вообще очень храбрый, — сказала Зойка. — Это он на всякий случай...
— Вера Ивановна, — широко шагая, сказал дядя Юра семенившей за ним бабе Вере, — я считаю, что Зою на всякий случай необходимо отстегать прутом. Как вы думаете?
— Ты это что — серьёзно? — Зойка слегка дёрнула его за волосы.
— А как поступают с бессовестными детьми? — вопросом на вопрос ответил дядя Юра.
Дома Зойка окончательно догадалась, что вся суматоха произошла из-за неё. Глеб искал её в саду. Не нашёл и сказал бабушкам, что Зойка пропала. Потом кто-то на улице сказал бабе Любе, что Зойка бежала куда-то, уцепившись за руку Лёньки-Сорванца...
Так Зойка узнала, что у Сорванца в самом деле есть имя. Этого храбреца зовут, оказывается, Лёней.
И ещё она узнала, как скучно сидеть одной в комнате, когда все гуляют в саду. Конечно, преступление Зойка сделала большое. Недаром, соглашаясь посмотреть, как Сорванец нырнёт, она чувствовала, что погибает. Но и наказали её здорово: запретили выходить из комнаты до самого вечера.
— Можно, я буду с ней сидеть? — попросил Глеб. — Мне не хочется гулять.
— Нельзя, — переглянувшись, хором сказали баба Вера и баба Люба. Баба Люба поцеловала Глеба в голову. Баба Вера поправила на нём рубашку. Потом обе повторили:— Нельзя, Глебушка.
— Но ведь она ещё маленькая,— сказал Глеб.— Она ещё в школу не пойдёт.
Это я виноват, что за ней не присмотрел. Я-то ведь в школу пойду. Меня вместе с ней надо наказать.
Дядя Юра захохотал. А Зойка громко заревела. Чтобы не расстраиваться от Зойкиного рёва, обе бабушки ушли из комнаты. При этом они, как видно, на всякий случай, заперли Зойку на ключ. А Глеба дядя Юра увёл в кино на детский фильм. Глеб не хотел идти в кино без Зойки, но бессовестный дядя Юра его уговорил.
От жалости к себе Зойка решила умереть — пусть знают! Она легла на кровать, крепко зажмурила веки и лежала тихо и неподвижно, дожидаясь, когда перестанет существовать на этом свете. Старалась-старалась не дышать, да и заснула. И проспала до самого ужина. К ужину её разбудили, и никто её уже не бранил, наоборот, обе бабушки щупали ей голову: не горячая ли?
Зойка старательно кашляла и говорила слабым голосом:
— Простудилась я на этом пруду, пока храбрый Сорванец-Лёня нырял...
— Розог! Розог! — кричал дядя Юра.
Но никто на него не обращал внимания, все беспокоились о Зойкином здоровье.
Что делается на свете!
Полдень, как известно, двенадцать часов дня, а полночь— двенадцать часов ночи. Так вот, в полдень, а, конечно, не в полночь, поднялся сильный шум.
Дети сидели на веранде за вторым зав-траком. И вдруг приехали из города баба Маня и деда. Они — мамины родители. И дяди-Юрины тоже. А баба Вера — папина родительница. А баба Люба — её сестра и папина родная тётка.
Как было не подняться шуму? Во-первых, Глеб и Зойка выскочили из-за стола и повисли на шее у деда. Во-вторых, их обоих крепко обняла баба Маня.
