— Я в такую не сяду.
— Потому что ты трусишь, — заметил цыганенок.
Из-за невысокого густого ивняка показался дед Марин — охрана водохранилища, — босой, с подвернутыми по-рыбацки штанинами и с большой палкой за плечом, гладкой от длительного употребления.
— Добрый день! — поздоровался он. — Опять приехали кататься? А где же ваш товарищ?
— Остался в Хисаре. Дела у него, — пояснил я.
— Ничего, один управишься, — согласился старик.— Вы, софийцы, чудной народ. Вам бы только бездельничать. А вы что тут делаете! — крикнул он вдруг на мальчишек, словно только сейчас их заметил. — Ну-ка, марш отсюда! Чтобы духу вашего тут не было!
Цыганенок с мольбой во взгляде посмотрел на меня.
— Это я их позвал, — сказал я. — Помощники мои.
— Ах вот оно в чем дело! — недоверчиво бросил старик. — Что ж, пускай помогают, раз уж тебе без них не обойтись... Только смотри, как бы они тебя не обокрали... Скоро из-за них ни одной рыбешки в озере не останется. Ну-ка, выворачивай карманы! — снова крикнул он.
— Кто, я? — спросил цыганенок и на всякий случай отошел подальше от сторожа.
— А кто же еще! Чего дурачком прикидываешься. Цыганенок сунул руку в карман и вывернул его наизнанку.
— Другой! — рявкнул сторож.
Цыганенок вывернул и другой карман. И он был пуст.
— С утра до ночи тут толкутся, покою от них нет, — обратился старик ко мне. — Особенно с той поры, как их распустили на лето. Бездельники!.. Ну, мне пора... Вам-то что, а я...
Он пошел к бараку, чья крыша краснела над зарослями ивняка.
— Сейчас зароется в сено и... — заметил цыганенок.— Сторож называется... Так что нам делать, дядя?
Мы начали собирать лодку. Цыганенок отличался живостью и сноровкой, он все быстро схватывал и действительно помогал мне. Веснушчатый все еще топтался в сторонке. Какая-то глупая гордость не позволяла ему взяться за дело, хотя, судя по всему, ему тоже не терпелось все потрогать руками, особенно эти загадочные детали: стоит их собрать — и, наверное, получится чудо из чудес.
— Всему свое место, верно, дядя? — с восхищением сказал цыганенок, когда мы начали устанавливать деревянные распорки. — И два сиденья получается... Мать родная, и две спинки!.. Сиди себе удобненько... как министр. Дали бы мне, сам бы ее собрал, до того наловчился.
— Только давать никто тебе не собирается, — ехидно вставил веснушчатый.
— Довольно болтать! — одернул я мальчишку. — Нечего тебе торчать тут без дела! Хоть гайки завинчивай!
— Он тебе назавинчивает, — съязвил цыганенок. — Такой недотепа...
— Заткнись! — огрызнулся веснушчатый. — Один ты все умеешь!
Я бросил ему мешочек с гайками. Он замялся, затем достал из мешочка гайку, завинтил ее куда следовало, и злости его как не бывало.
Наконец сборка закончилась. Лодка лежала на траве у наших ног — длинная, голубая, красивая, как детский сон. Оставалось укрепить алюминиевый руль.
— Ого, хитрая штука! — дивился цыганенок. — Как же ею управлять, дядя? Руки заняты веслами.
— Управляется она ногами, — пояснил я.
— Здорово придумано! — сказал с восхищением цыганенок. Для такого дела надо иметь башку на плечах! Дядя, а где делают такие лодки?
— В Польше.
— В Хисар приезжали два поляка, — сказал цыганенок. — Они жили у Петровича. Один такой высокий... пшим, пшом, пшум... Ничего не поймешь, что они говорят, но до того славные люди, целый килограмм ягод купили мне на базаре. Значит, это у них такие лодки делают?
— У них, — подтвердил я.
— Мастера, ничего не скажешь! — заметил цыганенок. — За такую вещь, наверно, немалые деньги платят, а?
— Верно, — согласился я. — Вот когда вырастешь... Ты сейчас в котором классе?
— В четвертом, — ответил цыганенок.
— Чего врешь, — лукаво усмехнулся веснушчатый.— В шестом он, только ему стыдно, что он такой куцый. И отца его прозвали Куцым.
— Ну ладно, в шестом, — нахмурился цыганенок. — Зато ты дылда.
— Рост не имеет значения, — сказал я. — Важно, чтобы черепушка варила как надо. А у тебя... как тебя звать-то?
— Яша, — ответил вместо него веснушчатый. — Но мы Куцым его зовем.
— Как вы его зовете, это все равно, а вот черепушка у него работает безотказно, — вставил я. — С какой отметкой перешел с седьмой?
— С четверкой, — ответил цыганенок. — Я бы мог и пятерку получить, но...