Рассказ для детей:
“Кричите громче!”
Марк Тарловский
— А-лик!..
Теплое сентябрьское солнце заливает комнату. Алик стоит у стены, за высокой спинкой кровати. А со двора — дружный ребячий крик:
— А-лик!..
Алик опускает голову и понуро бредет к дверям. На крыльце толпа ребятишек. Лицо Алика бледно и серьезно.
— Я не выйду,— говорит он,— я наказан.
«Ваш сын улыбается на уроках арифметики. Примите меры!» Вот и вся история. С такой запиской далеко не уедешь.
— И надолго тебя? — сочувственно спрашивает Костя, худенький мальчик с веснушчатым лицом.
— Не знаю,— вздыхает Алик.
— Мне всегда говорят, на сколько наказывают,— продолжает Костя.
— А мы вот тут в казаки-разбойники хотели играть...
— В казаки-разбойники? — Лицо Алика вытягивается еще больше.— Это как тогда?..
— Как тогда...
Алик долго молчит, потом поднимает голову и говорит:
— Кричите... кричите громче!
Дома все по-старому. Папа в кресле, читает газету. Сгорбленный, стараясь не смотреть по сторонам, Алик пробирается за спинку кровати.
Здесь все так знакомо. И выцветшие обои с причудливым рисунком, в котором, приглядевшись, можно увидеть смешные рожицы, и сломанная плитка желтого паркета... А впереди, прямо со стены, смотрит из рамы Аленушка. Она сидит у воды, среди притихшего леса, и, когда глядишь из угла, у нее всегда особенное выражение. Очень грустное и доброе...
— А-лик!..
Молодцы! Здорово кричат. Особенно Костя. Это настоящий друг. Кричат, зовут его... Они все с одного двора, и все хотят, чтобы он вышел. А он — Алик искоса смотрит на папу,— он не хочет... Ему главное — что в газетах пишут. Ладно, пускай... Он, Алик, не будет просить...
— А-лик!..
Кричите! Кричите громче!.. Пускай все слышат... Все!.. Только папа не слышит...
— Вот видишь,— говорит папа, не поднимая глаз от газеты,— все гуляют, а ты должен дома сидеть.
«Дома должен сидеть!..— думает Алик.— Сам засадил, а теперь... Ну ладно. Я не прошу. Читай, читай свою газету».
— А кто виноват? — добавляет папа, складывая газету пополам.— Ты же сам и виноват.
«Конечно, я виноват. Кто же еще может быть виноват?.. Я всегда виноват...»
— А-лик! А-лик! А-ли-иик!..— Кто-то захлебнулся. Последние отчаянные усилия.
— Скажи им, что не выйдешь,— строго говорит папа.— Целый час уже кричат!
Алик медленно идет к окну. Он знает, что надежды на прощение нет, и все же ему очень тяжело и горько сейчас.
Вот и окно открыто. А за окном ребята. Здесь и Костя, и Нюрка, и Петька... Эх! Если бы его выпустили!.. Он бы тоже играл в разбойников. И Нюрка бы кричала: «На помощь!..» А они похитили бы ее и мчались бы, мчались... Вот уже и ноги устали, и трудно дышать, но они все равно бы мчались. Такой это был риск!.. И, может быть, даже связали Нюрку...
Алик чуть не заплакал.
— Ребята... ребята, я не выйду, ребята...
За окном молчание. Ребята не уходят; тесно столпившись у клумбы, они словно ждут чего-то. Алик тоже не уходит. Его лицо в лучах заходящего солнца — лицо узника, заглянувшего за решетку.
— Не выйдешь? — спрашивает Костя.— Почему?
— Меня наказали!
— А ты попроси.
— Нет,— вздыхает Алик,— гуляйте без меня...
И снова продолжительная пауза. Тогда папа откладывает газету и тоже подходит к окну:
— Алик наказан и не выйдет сегодня.
— Дядя Коля, пустите его! — просит Костя.
