Вот один из них крикнул Ядрейке:

— Греби! Чего сидишь, как болван! — кинул весла и, сняв шлем, зачерпнул рукой воды и омочил лоб.

И тут, как он шлем снял, Вахрушка его сразу узнал, Игоря Святославича. Вахрушка обрадовался, а чего обрадовался и сам не знает, протянул к князю руки, кричит:

— Не узнаешь меня?

Игорь Святославич смотрит, глаза у него красные, взгляд мутный, губы запеклись, смотрит он на этого мальчишку, щурится и вдруг засмеялся. А смех-то хриплый, будто взлаял.

— А, это ты самый храбрый на селе? Жаль, тебя с нами не было нынешней ночью. Такой бы храбрец кстати был!

Вахрушка еще хотел было поговорить, да князь отвернулся, повалился на дно лодки и заснул.

Тут второй воин передал весла Евану, приказал — а говор-то у него странный, гортанный, не наш, — крикнул:

— Вверх по реке правь. Повернешь — убью! — и тоже спать завалился.

Ух, страшный какой! Лицо-то у него и у спящего свирепое. Плоское, смуглое, усы редкими волосами щетинятся, рот ощерен, клыки желтые, волчьи, видны.

— Кончак, хан половецкий, — шепчет Еван Ядрейке. А тот в страхе-ужасе за ладанку рукой схватился, бормочет:

— Чур, нас, чур, мимо пронеси!..

Весь этот день, сменяя друг друга — то Еван с Ядрейкой, то князь с Кончаком, — гребли они без остановки, торопясь подальше уйти от Киева. Всё оглядывались, нет ли позади погони, так спешили, дохнуть некогда, дыхание в груди сперло. Весь день ни единым словом лишним не обмолвились и ели-то наспех, куском давились. Скорей, скорей!

И ночью-то тоже гребли, прикорнув но очереди на дне лодки, опять вскакивали, хватались за весла.

На другой день стали они поспокойней, и Игорь Святославич начал с Кончаком ссориться, счеты сводить:

— Племя твое поганое! Серые волки, хищное зверье! Конины нажрались, дрыхнуть завалились, сторожей не выставили!

А Кончак оскалился, жирными плечами пожимает, говорит с усмешкой:

— А мы на храбрый Игорев полк понадеялись.

— Сами вы больно храбры безоружных грабить!

— А вы сами нас на помощь звали!

Вахрушка думает: «Собачатся, как тетки возле колодца. Рассказали бы лучше, что случилось. Уж так любопытно узнать...» Да кому ж не любопытно! Небось и вы думаете: «А что ж в самом деле в ту ночь случилось?» Не стану вас томить, не из таковских я, чтоб моих читателей в недоумении держать. Все расскажу, ничего не утаю.

Как Святослав призвал себе на помощь половцев, чтобы бить суздальских, муромских, рязанских князей за то, что они сына его, Глеба, полонили и в оковах держали, так с тех самых пор и не отпускал их от себя. Выгнал он князя Рюрика Ростиславича из Киева, сам в Киев въехал. А половцы с Игорем на другой стороне Днепра, у Долобска остановились.

Рюрик Ростиславич послал на них князя Мстислава и с ним воеводу с черными клобуками. Эти клобуки были те же половцы, только замиренные, все на русских девушках женатые и жили оседло. А кочевых половцев яро ненавидели.

Услыхали клобуки, что половцы стоят у Долобска без боязни, полагаются на свою силу и ночью не выставляют сторожей. Никого не спросясь, пустили клобуки коней, устремились на половцев. А воевода не может их удержать, потому что еще ночь, своих от чужих не отличишь.

Половцы увидели, что клобуков мало, не испугались и сами погнались за ними, а те бросились к Мстиславову полку. Шатры опрокинули, людей криком разбудили, скачут как безумные, удирают от половцев.

Мстиславу почудилось, что они побеждены: вся его дружина взметнулась, вскочила на коней, обратилась в бегство. Мстислав кричит, и грозит, и мечом машет, а не может удержать ни клобуков, ни своих людей. Махнул рукой на все и сам побежал.

Но лучшие из клобуков остались, соединились с Рюрика Ростиславича полком, поскакали на половцев и потоптали их в множестве, а других зарубили. Тут убили Кончакова брата Елтоута, и половецкого князя Козла Сотановича, и многих других. А Кончаковича сына и Куначука богатого в полон взяли.

Как увидел Игорь Святославич это побоище, и разгром, и поражение, он сам обратился в бегство, и хан Кончак бежал вместе с ним. До самой реки рядом скакали, вместе в лодку вскочили и оба спаслись...

Долго ли, коротко плыла ладья вверх по Десне, а доплыли они наконец до Моровийска, а уж это было в Черниговской земле, где прежде Игоря Святославича дед княжил и отец княжил, а теперь княжил Ярослав — князю Святославу родной брат, Игорю двоюродный. Здесь уж им ничто не угрожало и встретили Игоря Святославича колокольным звоном, и они с Кончаком на другую ладью пересели, в Чернигов плыть. Но на прощание оторвал князь со своего плаща золотую бляху и подарил ее Евану. А Вахрушке сказал:

— Ты, храбрец, подрасти еще маленько и ко мне приходи. Я тебя в свою молодшую дружину приму.