— А какой прок от твоих палок? — спрашивает Трифон. — Э, братец, прок от них большой: если только ты прикажешь побить кого — град так не помнет кукурузу, как эти палки его бока; а уж эта маленькая — чудо как хороша, чтоб жену ласкать.
И они обменялись. Но, получив палки, отдал он приказ сабле, и она тут же снесла тому голову, а Трифон взял назад бусину.
Теперь у него была бусина, сабля, две палки, и он двинулся дальше. Шел он недолго, и повстречался ему другой человек; на голове у человека была старая шляпа, а за спиной дырявые мешки...
— Добрый день, братец!
— Здравствуй, братец!
— Куда это ты идешь с этими дырявыми мешками и в рваной шляпе?
— Я ищу человека с бусиной, хочу с ним поменяться.
— Да что за прок от твоих вещей?
— Ну, прок от них большой: если перед кем снимешь эту шляпу, тот превратится в каменную глыбу; а как бросишь мешки, из них выйдет войска видимо-невидимо, и вооружено то войско до зубов.
— Коль так — давай меняться: я и есть человек с бусиной.
И они тут же обменялись.
Но как только получил Трифон и это сокровище, приказал он сабле снести тому человеку голову, потом взял бусину и снова двинулся в путь.
Шел он, однако, недолго, и повстречался ему еще человек с огромным-преогромным кнутом на плече.
— Добрый день, братец!
— Доброго здоровья, братец!
— Куда это ты идешь с таким огромным кнутом?
— Иду навстречу человеку с бусиной, думаю, может, обменяюсь с ним.
— Я человек с бусиной, да на что годится твой кнут?
— Кнут этот оживляет любого мертвеца — и людей, и скотину.
— Коль так — давай меняться: вот бусина — давай мне кнут.
Они обменялись. Но едва получил Трифон кнут, тут же приказал он сабле снести голову человеку и взял назад бусину.
Вот подходит он к своему дому, а за спиной у него все эти сокровища.
Жена, как мужа завидела, вышла навстречу и ну его ругать, и ну его бранить:
— Ах ты, проклятый, видно, ты совсем рехнулся, коль носишь на голове такую рвань вместо шляпы, а за плечами мешки, как нищий; да саблю-то такую откуда взял? Видать, дернул тебя черт стать солдатом. Не иначе как спятил. Где воз, где волы? Ах ты бездельник, негодник, бродяга, пьяница!
А он притворился, что ничего не видит и не слышит, вошел в дом, сел за стол и сказал бусине: «Дай-ка мне поесть!» — и тут же на столе появились еда и питье, а музыка заиграла, будто у самого черта на свадьбе. Он ел и веселился, а жена, увидев такое, не могла удержаться — принялась снова за свое:
— Ах ты пьяница, дурак несчастный, подлец, отдал волов за еду да за питье, и еще музыкантов в дом привел.
Честила она его, честила да как набросится на него — ударить хотела. Но Трифон сказал:
— Ты, жена не теряй головы, теперь у меня есть на тебя управа; бойся меня, а не то наплачешься; лучше садись-ка и ты есть, пить и веселиться, да благодари Бога, что есть чем поживиться.
Ну, а жена, как трещотка, не унимается: «Оборванец, негодник, болван!» — чего только она не говорила. Лопнуло тут у Трифона терпение — а он в таких случаях большим озорником становился — и говорит палке, той, что поменьше:
— Ну-ка, сделай милость, приласкай мою драгоценную жену. А палка не шутит, огрела ее так, что небу жарко, завизжала жена, как кошка, если хвост у нее отрезать, побежала к родителям да братьям — жалуется им, что Трифон, мол, ее побил, что он продал волов, отдал их за еду и питье, да еще и музыкантов в дом привел.
Братья тотчас же собрались, схватили дубинки, чтобы Трифона побить, а если смогут, так и убить. Да Трифон, как завидел их у дома, приказал палке выйти им навстречу. А та не шутит, поколотила их так, что небу жарко.
На шум и гам сбежалось все село — с железными вилами, топорами, дубинами — посмотреть, что это за вор, на кого это братья жены все кричат «вор» да «разбойник». Ну и досталось же им! Трифон вышел им навстречу с саблей, в шляпе, через плечо — мешки и сказал крестьянам:
— Знайте, что не только вас — даже самого царя со всеми его солдатами я не боюсь.
Тут крестьяне набросились на него, но Трифон не дал им ни шагу ступить: снял с головы шляпу, и все обратились в каменные глыбы, одного старосту он пощадил, чтобы тот был свидетелем его силы. Потом сказал старосте:
— Ну, теперь ты видишь, что нет у вас никакой силы? Староста заплакал, как увидел, сколько Трифон людей погубил, а главное — сам он очень уж боялся, как бы не пришел его черед. Плакал староста, плакал, убивался, а потом сообразил, что у кого есть сила такое множество людей погубить, пальцем их не тронув, тот должен иметь силу и оживить; вот и принялся он просить Трифона:
— Сжалься, Трифон, оживи ты этих негодяев, хоть и вправду пришли они к твоему дому с дурными мыслями.
А Трифон ему в ответ:
— Пожалуй, я тебя и послушаю, чтобы ты посмотрел, какая у меня сила.
Тут приказал он кнуту ударить их всех подряд, и кого кнут ударял, тот вмиг будто от тяжелого сна просыпался... и — дай Бог ноги! — бежал без оглядки прямо домой на печь,— такого страху нагнал на них Трифон.
Только не могли крестьяне пережить такого позора, что тряслись они все перед одним человеком, да еще перед Трифоном-дураком; и стали они держать совет — как все злодеи да негодяи — втайне, запершись в доме, окна закрыли и шепчутся, как в церкви:
— Что бы нам такое сделать, как проучить Трифона? А староста говорит:
— Разве вы не помните, как он хвастался, что не боится самого царя со всем его войском?
Посоветовались они и написали царю длинную-предлинную грамоту, что Трифон-де хвастался, будто он один сильнее, чем царь со всем войском.
Прошло немного времени, получает Трифон царский приказ: предстать перед ним с рапортом. Положил Трифон бусину за пояс, опоясался саблею, на голову надел шляпу рваную, через плечо перекинул мешки дырявые, взял также кнут да палки — и в путь.
Пришел Трифон в таком облачении ко двору, а царь как раз один в доме был; входит к нему Трифон, шляпу с головы не снимает, и говорит:
— Добрый день, царь-государь.
Долго смотрел на него царь, да и спрашивает:
— Кто привел тебя ко мне во дворец? Нищий ты или помешанный, что ходишь с палками да бичами и шляпу с головы не снимаешь?
А Трифон в ответ:
— Великий государь, я не нищий, потому что я сильней и богаче тебя, хоть никого не угнетаю, а ты угнетаешь целое царство; и не помешанный я, это ты помешанный, а стоит мне захотеть, и я могу хоть сегодня же погасить для тебя солнце; шляпу же я не снимаю потому, что ты не больше меня, и горе тебе, если я ее сниму.
Как услышал царь слова Трифона, решил, что вправду он помешанный, и говорит ему:
— Ступай с Богом, несчастный, не хочу я говорить с помешанным.
Ну, а Трифону — ему что, он и говорит:
— Раз ты призвал меня сюда, давай померимся силой, чтобы нам друг друга не бояться.
Как услышал царь такие слова, разгневался страшно и приказал ему выйти в поле, а солдатам своим тоже приказал в поле выйти и его расстрелять. Пока выстраивались солдаты царские, Трифон гордо стоял в стороне и над ними посмеивался, а как приказал им царь стрелять — снял Трифон с головы шляпу, и все окаменели, а царь — нет: такова была воля Трифона.
Видели бы вы царя, как он плакал,— знал, что пропадет без солдат, вот и говорит Трифону:
— Померься ты с моими солдатами в справедливой битве, не убивай ты их так одним словом.
— Ну что ж,— говорит Трифон,— ладно, сейчас оживлю я их, а после посмотришь, что будет.
И ударил Трифон бичом по войску царскому, чтобы все пробудились; но как ожили они, так и пустились наутек — очень уж испугались Трифона. Но царь приказал им остановиться, и солдаты остановились, чтобы принять бой с Трифоном. Тут Трифон бросил на землю мешки, и вышло из них солдат, что звезд на небе; как увидел царь такое дело, волосы у него на голове встали дыбом, и начал он плакать и причитать:
— Правда твоя, Трифон, отдам я тебе свои богатства: вижу, что ты сильнее меня; оставь только меня в покое, хочешь, дам тебе полцарства, только бы мне жить с тобою в мире.
А Трифон ему отвечает:
— Ну, ладно, оставлю тебя в покое, не позарюсь на твою нищету; да чтобы ты не говорил, что я на тебя гневаюсь, возьму у тебя телегу с двумя лошадьми и воз с двумя волами.
Дал царь Трифону все, что тот попросил, и отвел Трифон жене воз с двумя волами, а сам взял телегу и отправился странствовать по белу свету.
