Румынская народная сказка:
“Петря-дурак”
Тогда это было, когда и в помине не было. Не случись оно в ту пору — не было б и разговору.
Жил-был человек, и такие у него водились богатства, что он и счет им потерял. Двор у него был такой широкий-преширокий, что семь телег, запряженных семью парами волов, свободно по нему проедут и осями друг друга не зацепят. Домов, амбаров и сараев, конюшен, навесов и разных строений стояло на этом дворе видимо-невидимо. Земле ж его, виноградникам, садам, рощам и лугам конца-краю не было. Быков и коней, коров и свиней, овец да коз — хоть пруд пруди. Чего только у него не было!..
Благословил того человека Господь еще и тремя сыновьями. Парни — один другого лучше: старшой звезд с неба не хватал, средний — и того меньше, а младший — Петря — дурак не дурак, а сроду так. Известное дело: меньшой, хоть тыщу лет проживи, все равно моложе всех в семье.
Жил себе богатый человек да поживал, добра наживал, пока не пришел и его черед: от смерти никуда не денешься. И наказал он своим сыновьям по-братски разделить богатства и жить в мире и согласьи.
— Гм, это что еще такое? — удивился Петря.— Как же делить все по-братски?
— Как делить? — ответил старшой, парень посмышленей.— Проще простого. Берешь что-нибудь из отцова наследства и говоришь: «Это мне, это тебе, это ему»,— да только надо смотреть, чтоб все три доли были одинаковы. Понял?
Все уразумел Петря.
— Понятное дело,— отвечает.— Берешь, говоришь и смотришь, чтоб все три доли были одинаковы.
Средний был тоже парень смышленый.
— Так,— говорит,— и других, не обманешь, и сам в дураках не останешься.
— Верно,— подхватил Петря. Теперь ему все стало яснее ясного.
Устроили братья пышные похороны, как положено богачу, и давай делить по-братски наследство: «Это мне, а это тебе, а это ему».
Только дело делу рознь, а иное хоть брось. Столько было у отца разного добра, что братья не знали, с чего начать и как делить. Стоят, разинув рты, и смотрят друг на друга.
Была тут и еще трудность.
— Так-то так,— сказал Петря.— Все наше как-нибудь разделим. Только куда я дену то, что на мою долю придется?
— Верно,— согласились оба брата, парни смышленые.— Куда же мы денем нашу долю?
Тут же и догадались братья, что делить перво-наперво надо просторный двор,— вот и будет у каждого место, куда свое добро девать.
Как же делить двор?
— Сколько мне, ровно столько и тебе, столько же и ему,— сказал Петря: он хотел в точности исполнить отцовский наказ.
Тем более, что теперь Петря понимал, как по-братски делят наследство. Пораскинули они умом, и порешили: пусть старший берет себе правую сторону, Петря — меньшой — левую, а средний — середину.
Встал Петря в левом конце двора, лицом к ним обоим, и пошли они навстречу друг другу, отсчитывая шаги: один мне, один тебе, один ему. Сошелся Петря со средним, грудь к груди. Вот и конец дележу. Так получил себе каждый место, куда сложить свою долю наследства. Остался еще кусок двора — от доли среднего до доли старшего, и чтобы не было раздора, старшие братья порешили разделить его между собой.
— Ладно,— отозвался Петря.— Теперь у каждого своя равная доля. Давайте делить остальное.
Хорошо,— отвечают братья. Тут они увидели, что куры бегают по всему двору, не считаются с межой и копаются, где им вздумается.
Порешили братья разделить их: пусть живут каждая на своей части.
— Одна мне, одна тебе, одна ему,— вот и дело сделано. Остался только петух. Что с ним прикажете делать? Один говорит — мне, другой — мне и третий — мне.
— Отрубим петуху голову.
Лучшего дележа и быть не могло. Отрубили голову и зажарили его на вертеле.
— Стойте, братцы! — крикнул Петря.— Делили мы двор, я был с краю, теперь хочу быть посередке.
— Ладно,— согласился старшой и схватил петуха за одну ногу, средний — хвать за другую. Досталась Петре гузка.
Потом старшой ухватил петуха за крыло, средний за другое, и достались им крылья с грудкой. А Петря получил шею, на которой, как говорится, мяса до того много, что и съесть невозможно. Пошло дело как по маслу. Разделили они все, что было в доме и на дворе: уток и гусей, индюшек и свиней, коз и коней, быков и овец, разную утварь и остальные домашние вещи.
Целыми днями только и слышно было: «Это мне, это тебе, это ему». Поделили они все по справедливости, как братья. Осталось им еще поделить дом, амбары и сараи, конюшни, навесы и прочие строения большого двора.
— Вот это задача,— молвил старшой, самый смышленый.— Дом, правда, большой, просторный и красивый, да один. Как же его делить?
«Верно, вот это задача,— задумался средний.— Как же дом разделить на три части?»
Петря глядит то на одного, то на другого — удивляется.
— Как делить? — спрашивает.— Да так же, как делили все: это мне, это тебе, это ему,— да смотри, чтобы доли были одинаковые.
Судили-рядили братья, ломали голову, думали и так и эдак, да и решили, что иного не остается, как разобрать дом и амбары, конюшни и навесы, сараи и прочие строения и разделить их — это мне, это тебе, а это ему.
Трудились братья, трудились, не ленились. День работали, два, три. Рук не покладали, пока не разобрали строения и не отдали каждому его долю.
— Ай да молодцы! — сказал старшой, тот что посмышленей. Много было — мало осталось. Давай делить поля, сады, виноградники, рощи, луга да выгоны.
— Давай,— говорит средний.
— Пойдем,— говорит Петря; ему тоже стало ясно, что только это и осталось.
Богатство делить — людей не примирить. Хоть и родные братья, а в чем не сойдутся, все равно подерутся.
Вышли в поле братья и стали по своему обычаю считать шаги: «Один мне, один тебе, один ему».
Виноградники по кустикам, сады по деревьям, рощи по дереву да по кустику — все поделили. А как пришли на выгон, где паслось стадо, так и запутались. Коров и телят разделить не так уж трудно: одну мне, одну тебе, одну ему, одного сюда, одного туда, а третьего еще дальше. Но что делать с быком? Один бык на все стадо! И был он такой красоты, что другого такого на всей земле не сыскать, хоть исходить ее из конца в конец: широкий в груди, крепкий в загривке, такой громадный бык, что насилу в ворота влезет. Голова у него маленькая, рога острые и длинные, а кто ему в глаза взглянет, того в дрожь бросит. У самых богатых царей не бывало такого быка.
— Что же мы будем делать? — спросил старшой, который сразу смекнул, что с таким быком прославишься на весь мир.
— Верно, что же мы будем делать? — спросил средний.— Петух петухом, а бык быком.
И пошло: один говорит «да», другой «нет», этот гнет в свою сторону, тот — в свою.
Каждому, видишь ли, хотелось заполучить быка себе и только себе. Началась бы тут потасовка, да смилостивился Господь и послал Петре хорошую мысль.
Знаете что,— сказал он.— Посмотрим, какое кому счастье: построим каждый по стойлу и пустим быка: в чье стойло побежит, тому он и достанется.
Быть по сему,— согласились старшие братья. Каждый из них, видишь ли, не сомневался, что сумеет так поставить дело, чтоб бык вошел в его стойло.
Старшой, человек великого ума, разыскал знаменитых каменщиков и мастеров и велел им строить стойло на диво, с башнями да с украшениями.
Увидит бык такую красоту и побежит без оглядки прямо к нему.
Средний-то чем хуже? Вот он и постарался, чтоб стойло его было еще того краше да просторнее.
А Петря-дурачок посматривает на них и глазами хлопает; никак не придумает, как за дело взяться. Все откладывает и откладывает работу.
Торопят его братья, а он все одно твердит: «То моя забота, обо мне пусть у вас голова не болит».
Выстроили старшие братья стойла, да такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вот они и стали Петрю поторапливать, чтобы он что-нибудь да выстроил. Что ему делать? Была пора, так не хватало ума, а время ушло, и ум пришел. Отправился Петря в рощу, срубил несколько деревьев и нагрузил три воза зелеными ветками. Поставил он на скорую руку шалаш из тех зеленых веток и покрыл его камышом. Братья со смеху подыхали, а Петря не нарадуется, на зелень глядя.
Привели они быка и выпустили его на середину двора, между стойлами. Пусть, мол, сам себе выберет жилье. А было это в летний день. Мошки быку покоя не давали, со всех сторон нападали, а он головой трясет, хвостом обмахивается.
Хоть и красив бык и могуч, у него обычай бычий, ум телячий: он не взглянул на башни да украшения, а походил туда-сюда по двору и пошел прямо к зеленому шалашу. И так в нем устроился, что раскаленным прутом его оттуда не выгнать.
Стоят старшой и средний — дураки дураками и глазам не верят.
— Ну и глупая скотина,— молвил старшой.— Глупая скотина, ничего с ней не поделаешь. Говорят же: дурак спит, а счастье в головах лежит.
Пригорюнились братья, глядя, как радуется Петря на своего быка. Мало того что каждому хотелось иметь быка, обидно было, что достался он такому дурню. На что ему бык? Как он будет за ним ходить?
— Слушай, Петря,— говорит однажды старшой.— Да-вай-ка сделаем с тобой хорошее дело.
Отдай мне быка, а я тебе четвертую часть своего богатства дам.
— Нет, ты мне его отдай, оставлю тебе столько же! — кричит средний.— Мы тоже не лыком шиты.
А Петря, сбитый с толку, глядит то на одного, то на другого. Он и рад был отдать быка, да не знает кому: разделили-то все по-братски, и доля старшего была равна доле среднего.
— Ничего тут другого не придумаешь, братцы,— сказал Петря,— кто больше даст, тот быка и получит.
— Бери половину! — кричит старшой.
— Я тоже даю половину! — вопит средний.
— Даю три четверти! — снова кричит старшой.
— И я даю столько же! — упрямится средний.
— Даю все!
— Я тоже.
Вот не было печали, так черти накачали. Хоть и братья, а никак не поделят. Скажи старшой, что отдаст сверх всего и шапку, отдал бы свою и средний. Бык должен непременно остаться у Петри, иначе не быть миру и согласию. Правда, согласия и так не было. Стоило Петре показаться с быком на выгоне, как начиналась перепалка. Средний глядит на быка, а старшой сердится и кричит:
— Смотри не смотри — все равно не твой.
— Да и не твой,— вторит ему средний.
Один — слово, другой — слово, вот и ссора готова. Наступает ночь, а братья все поносят друг друга. А если средний не смотрел на быка и делал вид, будто не замечает его, старшой выходил из себя и кричал:
— Ослеп, что ли? Не видишь быка?
— Хватит того, что ты его видишь,— отвечал средний, и опять начиналась перебранка.
«Разнесчастная моя головушка,— думает Петря.— Беда мне с этим быком. Что бы такое придумать, чтоб сбыть с рук? Говорил я, что надо его зарезать».
Только реши он зарезать быка — не сносить бы ему головы: братья разорвали бы его на мелкие куски.
Пойду-ка на рынок и продам его тому, кто больше заплатит,— решил Петря.— Лишь бы отделаться.
Сказано — сделано.
Вывел он быка однажды на выгон, да не остановился у стада, а повел в город продавать. Петря в город! Вот не было еще печали! Был Петря деревенским дурнем, захотел стать городским.
Понятия не имел он, что такое ярмарка, как продают и покупают, как торгуются. Слышал Петря где-то, что на ярмарке ходит видимо-невидимо народу, а еще больше там разговоров — один спрашивает цену, другой отвечает и уступает, если ему не дают, сколько запросил.
«Ничего, я тоже из ученых,— подумал про себя Петря.— Не так-то просто меня околпачить».
Идет он проселком, не торопится, как человек, которому спешить некуда. Впереди шествует бык, а он за быком. Бык нет-нет да замычит, а Петря то посвистит, то в листочек поиграет.
Вот идут навстречу люди с ярмарки.
— В добрый час, братец,— говорит один, поречистей.— Хорош бык! В город ведешь? Продавать? Сколько же ты просишь?
— Держись, брат, не горячись,— отвечает он встречному.— Прошу за быка тысячу лей, сто денежек и десять монет. И прошу я столько, чтоб было с чего скостить.
— Деньги большие, да и бык хорош...— говорит путник. Только он покупать не собирался и пошел своей дорогой. Долго ли идет Петря, коротко ли, навстречу другой. «Что же, на то и ярмарка,— думает Петря.— Одни уходят, другие приходят».
