Те ему и ответили:
— Надо построить беседку и под ней дверцу. Пусть в нее пройдут все царевичи и боярские сыновья, и кого царевна выберет, пусть бросит в него золотым яблоком. Вот за того царь и отдаст ее.
Так и сделали. Полетели гонцы во все концы с вестью о том, чтобы по царскому веленью явились все, и стар и млад, и прошли через дверцу. Все прошли, но царевна ни в одного не бросила яблоком. Многие так и подумали, что не желает она замуж. Но один старый боярин посоветовал, чтобы все придворные слуги прошли. Вот прошел садовник, главный повар, главный стражник, все слуги, кучера и работники, но все напрасно, ни в одного царевна не бросила яблоком. Тогда стали спрашивать, не остался ли еще кто, и узнали, что не проходил один только плешивый работник сада.
— Пусть и он пройдет! — сказал царь.
Тогда позвали плешивого работника и велели ему пройти. Он не хотел идти, а когда его заставили, прошел; Царевна-то и бросила в него яблоком! Работник бежать да кричать, ему-де голову проломили. Царь видит такое дело и говорит:
— Быть того не может! Не поверю, чтобы моя дочь выбрала плешивого!
Конечно, не желал он отдать свою дочь за работника, хоть она и бросила в того яблоком.
Тогда заставили всех второй раз пройти. И во второй раз царевна бросила яблоком в плешивого, а он опять убежал, схватившись за голову. Царь очень опечалился и снова не сдержал своего слова, велел всем в третий раз проходить.
Как увидел царь, что и в третий раз бросила она яблоком в плешивого, внял своим советникам и выдал за работника свою дочь.
Свадьбу сыграли тихо, а потом царь прогнал их обоих, не пожелав с ними знаться к сноситься, и только уж скрепя сердце пустил их жить на царский двор. Отвели им лачугу в самом конце двора, а работника сделали дворовым водовозом. Все царские слуги насмехались над ним и всякий мусор к его лачуге сваливали. Зато крылатый конь доставил молодым такие сокровища, какие только на свете есть. В царских палатах того не было, что они у себя в лачуге имели.
Царские сыновья, которые сватали меньшую царевну, разобиделись, что опозорила их царевна, выбрав плешивого, и сговорились между собой пойти на царя войной. Сильно загоревал царь, услышав о таком решении своих соседей. Но что делать? Надо готовиться к войне, никуда не денешься.
Оба царских зятя собрали свои войска и пришли ему на подмогу. Фэт-Фрумос послал свою жену попросить у царя позволения тоже пойти на войну. Но царь прогнал ее и сказал:
— Ступай прочь, неразумная! По твоей вине смущают мой покой. И видеть вас обоих не желаю, нечестивцы!
Однако после долгих просьб царь смилостивился и позволил младшему зятю воду для войска возить. Затем снарядились все и двинулись.
Фэт-Фрумос в убогом своем платье, верхом на захудалой кляче заехал вперед. Войско настигло его возле трясины, где его лошаденка увязла, а он все силился вытянуть ее — то за хвост тащит, то за голову, то за ноги. Посмеялись над ним и войска, и царь со старшими зятьями и поехали вперед. А когда пропали они из виду, Фэт-Фрумос вытащил клячу из трясины, кликнул своего коня, надел платье — как цветы на лугу, и отправился на поле брани. Прибыл туда, поднялся на ближнюю гору посмотреть, какая сторона сильнее. Сошлись войска и схватились в битве, а Фэт-Фрумос, видя, что вражеское войско силой больше, ринулся на него с горной вершины, завертелся вихрем в самой гуще войска с палашом в руке и ну рубить направо и налево.
И такого нагнал он страху своим пылом, блеском платья и полетом коня, что все вражье войско бросилось врассыпную, кто куда. А царь, увидев такое чудо, возблагодарил Господа за то, что послал на подмогу ангела, который избавил его от гибели, и, довольный, направился домой.
По дороге опять им попался Фэт-Фрумос, переодетый в работника, он все силился вытащить клячу из трясины. Тут на радостях царь приказал:
— Подите-ка вытащите горемыку из болота!
Не успели толком отдохнуть, дошла до царя весть, что враги идут на него с еще большим войском. Приготовился он к войне и отправился им навстречу. Фэт-Фрумос опять попросился со всеми, и опять его обругали. Но как только он добился разрешения, тронулся на своей кляче. И на этот раз посмеялись и потешились над ним, когда увидели, что снова он увяз и никак не вытянет клячу из болота. Оставили его позади, но он и теперь раньше их прибыл на поле боя, обернувшись Фэт-Фрумосом, верхом на крылатом коне, одетым в платье — как звезды на небе.
Войска ударили в литавры и в зурны и сошлись. А Фэт-Фрумос, видя, что враги сильнее, устремился с горы и обратил их в бегство. Царь опять повеселел и повернул домой, возблагодарив Господа за помощь, и снова приказал воинам вытащить из болота горемыку водовоза. Опять у него отлегло от сердца после победы.
Закручинился, загоревал царь, когда услышал, что враги в третий раз двинули войско, еще больше числом, чем прежде, подступили они к границам его царства, и столько их было, как травы в поле, как листьев в лесу. Расплакался царь так, что не приведи Бог, и плакал он до тех пор, пока глазами не ослаб. Потом стянул свои войска и двинулся в бой, уповая на Господа Бога.
Отправился Фэт-Фрумос на водовозной кляче. А когда войско прошло мимо, посмеявшись над ним, что не может он вытянуть клячу из болота, надел он платье — солнце на груди, месяц на спине, звезды на плечах,— распустил золотые кудри, сел верхом на коня и в один миг очутился на горе, где и стал дожидаться, что-то будет.
Сошлись войска с трех сторон. Бились ретивые воины безо всякой пощады. А когда день стал клониться к вечеру и увидел Фэт-Фрумос, что вражеское войско одолевает царское, ринулся он с горы, словно молния, врезался в самую гущу, устрашились тогда враги и дрогнули. Рассыпались, как вспугнутые воробьи с конопли, и побежали сломя голову. Фэт-Фрумос гнался за ними по пятам и косил, как траву. Царь увидел у него кровь на руке — а это Фэт-Фрумос сам поранился — и дал ему свой платок перевязать руку. А потом, когда миновала опасность, все направились домой.
По дороге они увидели Фэт-Фрумоса в болоте и опять его вытащили.
Только прибыли домой, заболел царь и ослеп. Призывали к нему всех лекарей и всех мудрецов-звездочетов, но никто царю не помог.
Однажды пробудился царь ото сна и рассказывает, что явился к нему старец и сказал, что если испить молока дикой красной козы и омыть им глаза, то вернется к нему зрение.
Услышали про это два старших зятя и отправились на поиски, а младшего не только не позвали с собой, но даже не позволили вместе с ними поехать. Но Фэт-Фрумос кликнул своего коня и поехал на нем во мхи и болота. Отыскал он стадо диких коз, подоил их, а на обратном пути надел пастушечье платье и зашел наперед свояков с полным кувшином молока, только молоко-то было овечье. Свояки его спрашивают:
— Не молоко ли у тебя в кувшине?
А он им и говорит:
— Да.
Прикинулся, будто вовсе не знает их и будто несет молоко царю, которому приснилось во сне, что вернется к нему зрение, если омыть глаза козьим молоком.
Свояки предложили ему денег за молоко. Но пастух ответил, что молоко не продажное. А если хотят получить они молоко дикой красной козы, то пусть назовутся его рабами, а он им поставит на спину свою печать. Хоть, мол, навряд ли он с ними встретится.
Свояки рассудили, что если они сами цари и царские зятья, то им все нипочем, потому и позволили поставить себе на спины печать, взяли кувшин у него и пошли. А по дороге говорят между собой:
— Если этот дурень попробует что сказать, мы объявим, что он не в своем уме, и все равно нам больше поверят, чем ему.
Вернулись они, значит, к царю, отдали ему молоко, омыл он глаза, испил того молока, и ничуть ему не помогло. Тогда приходит к царю младшая дочь и говорит:
— Батюшка, вот молоко, его добыл мой муж, омой им глаза, прошу тебя.
А царь ей отвечает:
— Какими такими подвигами отличился твой безмозглый муженек? Можно ли ждать от него проку? Старшие мои зятья и то не смогли ничего сделать, а они вон как выручили меня на войне. Где ему, бедолаге, мне помочь? И потом, я же говорил вам, чтобы вы не смели являться ко мне! Как ты дерзнула ослушаться моего приказа?
— Я согласна на любое наказание, батюшка, только прошу, омой глаза молоком, что тебе посылает твой покорный слуга.
Царь, видя, что дочь так сильно упрашивает, смягчился и взял молоко, которое она принесла, а потом омыл им глаза один день, другой и, к великому удивлению, почувствовал, что начинает видеть, словно сквозь сито. А когда омыл и на третий день, то стал видеть совсем хорошо. После исцеления задал пир всем боярам и царским советникам и по их просьбе позвал и Фэт-Фрумоса и посадил его в конец стола. Когда гости веселились и угощались, поднялся с места Фэт-Фрумос и, спросив царского позволения, сказал:
— Великий государь, могут ли рабы сидеть за столом вместе со своим господином?
— Никак нет,— ответил царь.
— Тогда, если так и коль ты слывешь человеком справедливым, яви и мне справедливость и прикажи встать двоим из гостей, что сидят по правую и по левую руку твоего величества, они мои рабы.
А если не веришь мне, посмотри сам и увидишь, что на спинах у них моя печать.
Услыхали это царские зятья, обмерли со страху и повинились во всем. Сразу велели им выйти из-за стола, и остались они стоять.
А под конец пиршества Фэт-Фрумос вынул платок, который вручил ему царь на поле боя.
— Как это мой платок попал к тебе в руки? — спросил царь.— Я давал его ангелу Господню, который нам помог на войне.
— Нет, великий царь, ты мне его дал.
— Ну, если так, значит, ты помогал нам?
— Да, великий государь.
— Не поверю,— сразу сказал царь,— если ты не покажешься в том самом виде.
Встал он тогда из-за стола и надел самое лучшее платье, распустил кудри по плечам, а затем предстал перед царем и перед всеми гостями. Как увидели его гости, сразу повскакивали с мест и удивились безмерно: Фэт-Фрумос был таким молодцом и таким красавцем, что на него, как на солнце, во все глаза не глянешь — ослепит.
Похвалил царь свою дочь за хороший выбор, потом сошел с царского трона и возвел на него своего зятя Фэт-Фрумоса. А он первым делом отпустил свояков и после того был устроен большой и славный пир.
Был и я на том пиру, колол вертелом дрова, носил воду решетом, шутки подсыпал ведром. Меня щедро наградили: дали пирожка кусок с воробьиный носок да сто сот тумаков— по вине говорунов.
